Сложный организм Римско-Италийского союза мог, однако, возникнуть и в нужном для Рима направлении функционировать только при определенных условиях упрочения социально-экономической базы и совершенствования политической структуры самого Римского полиса. Именно в этом состояло содержание внутренней истории Рима IV в. до н.э.
Войны, которыми до краев наполнена история Рима IV в. до н.э., вызывавшиеся потребностями социально-экономического развития, в свою очередь, воздействовали на римское общество. Заметно углубились различия внутри плебейства, все большее значение приобретала его богатая верхушка, тянувшаяся к занятию почетных должностей. Добившиеся их плебеи включались в состав знати, хотя и воспринимались патрицианской аристократией как «новые люди» (homines novi), т.е. как выскочки. Эта новая знать старалась найти себе опору в комициях, которая обеспечивала бы ей голоса на выборах.
С начала Республики искатели должностей облачались в белую (Candida) тогу (откуда происходит слово «кандидат»), ходили по Форуму или Марсову полю и просили граждан подать за них голоса. С развитием конкуренции, которая, естественно, обострилась после допуска плебса к магистратуре, искательство должностей (ambitus) стало приобретать одиозные формы. Поэтому в 358 г. до н.э. был издан закон (de ambitu), ограничивавший неумеренное домогательство благосклонности народа по всему городу, на рынках и ярмарках. Закон был направлен против «новых людей». Особую роль на выборах играла клиентела. Чем больше клиентов имел кандидат, тем легче добивался он успеха. Ио институт клиентелы был связан с патрициатом и был его орудием в избирательных комициях. Плебейская знать вынуждена была искать для себя источник обретения клиентов. Он был найден в вольноотпущенничестве. Отпущенный или выкупившийся на свободу раб становился клиентом бывшего господина. Пытаясь притормозить процесс создания послушной, зависимой от вчерашних господ из плебейской знати клиентской массы и вместе с тем изыскивая дополнительные возможности для пополнения казны, сенаторы одобрили Манлиев закон. Он был принят затем в собраниях плебса по трибам в 357 г. до н.э. Согласно этому закону, выходящий на волю раб уплачивал казне специальный налог в размере / выкупной суммы (Ливий, VIII, 16, 7). Появление Манлиева закона показывает растущую экономическую и политическую силу плебейской верхушки и обеспокоенность патрициев этим обстоятельством.
Однако основная масса плебса была далека от процветания. Небогатый труженик не был в состоянии организовать обработку крупных земельных площадей из фонда ager publicus вдали от дома, даже если они теоретически стали ему доступны после закона Лициния и Секстия. Его уделом было либо получение хоть небольшого участка, либо выселение в колонию, что практически вымывало его из состава римского гражданства. И это было не худшей долей. Потерявший землю сельский плебей и бедный ремесленник вынуждены были брать в долг у своих богатых сограждан. Деньги, конечно, ссужались под проценты. Те всегда были высокими. Даже их ограничение в Законах XII таблиц оставляло их на уровне 8/ годовых. На практике же эта норма постоянно превышалась. Поэтому борьба за облегчение долговых обязательств, за снижение ростовщических процентов проходит красной нитью через всю социальную историю Рима IV в. до н.э. Консулы 352 г. плебей Г. Марций Рутил и патриций из знаменитой своим демократизмом семьи Валериев Попликолов добились погашения долгов римлян за счет казны. В 347 г. до н.э. заимодавцам пришлось пойти на снижение процента в два раза, причем уплата долгов была отсрочена на три года при условии ежегодных взносов равными долями. В 332 г. эдилы привлекли к суду и добились осуждения ростовщиков за нарушение установленных правил предоставления кредита. Такой же процесс проходил и в начале III в. до н.э., причем ростовщики были наказаны конфискацией имущества. Эти ограничительные меры были абсолютно необходимы потому, что задолженность плебеев превратилась в страшнейшее бедствие. Обнищавшие теряли за долги не только имущество, но и свободу, становились кабальными (nexi). Такое положение дел могло устраивать лишь узкий круг денежных воротил, но пагубно сказывалось на обществе в целом, обостряло и без того сложную социальную ситуацию. Обедневшие и тем более кабальные выбывали из числа воинов, что в условиях бесконечных войн при ненадежности союзников грозило подрывом римской мощи.
Таким образом, в IV в. до н.э. плебс представлял собой сложную структуру. Его богатая верхушка практически оторвалась от основной массы плебеев, занятых производительным трудом, ведущих собственными силами свое скромное хозяйство как в городе, так и в деревне и живущих под угрозой задолженности и разорения.
Происходили изменения и внутри патрициата. Показателем патрицианского достоинства продолжала оставаться принадлежность к древним родам, т.е. gentes. Но роды постепенно теряли характер родовых общин, спаянных коллективной земельной собственностью. Общеродовые земли еще сохранились, но семейные наделы превратились в прочную, когда-то семейную, а теперь уже и в частную собственность главы фамилии.
Упрочение семьи в противовес роду нашло выражение в ономастике. Еще в царскую эпоху имя римлянина имело двучленный характер. Главным был nomen, т.е. гентильное имя, как, например, Потиции, Фабии, Юлии, Корнелии, Клавдии и т.д. Оно стояло на втором месте. Первое место в ономастической формуле занимало личное имя (praenomen), обозначавшееся на письме обычно в сокращенном виде, как, например, А. (Авл), Г. (Гай), Л. (Луций), М. (Марк), П. (Публий), Т. (Тит) и т.п. Женщины именовались по родовому имени отца, например Туллия, Юлия, Клавдия. Если дочерей в семье было несколько, их различали, нарекая дополнительным именем, часто образованным от порядкового числительного, т.е. Секунда (Вторая), Кварта (Четвертая) и т.д. Особо отличившиеся из римлян издревле получали иногда третье имя, или почетное ненаследуемое прозвище (cognomen), напоминавшее либо о происхождении (например, Аппий Клавдий Инрегилльский, т.е. из г. Инрегиллы), либо о подвиге (Г. Муций Сцевола). В IV в. до н.э. трехсложное имя в Риме укореняется. Когномен передается по наследству. Он обозначает теперь не личное отличие, а принадлежность к ветви рода, ведущей свое начало от выделявшегося какими-то деяниями или качествами предка. Когномен указывает на принадлежность к агнатской группе, т.е. к большой отцовской фамилии.