Ощутимый удар был нанесен городам, когда во изменение старого положения, согласно которому из городских территорий, помимо императорских земель, изымались только земли особо заслуженных лиц, было установлено, что это право распространяется на всех сенаторов и их потомков. Города, и раньше вступавшие в конфликты с владельцами экзимированных сальтусов за право на повинности сидевшего на земле сальтусов населения, протестовали против дававшегося императорами владельцам сальтусов права устраивать свои ярмарки, отвлекавшие покупателей у горожан. Города теперь теряют наиболее богатых и способных тратиться на городские нужды граждан и обретают серьезных конкурентов в экономической и социальной сферах. Отношения между муниципальными слоями и владельцами или крупными арендаторами (кондукторами) сальтусов обостряются, а города испытывают все большие трудности. Марк Аврелий пытался прийти им на помощь, сократив расходы на гладиаторские игры, дававшиеся магистратами и жрецами, но это мало помогало.
Все подспудные противоречия и конфликты выступили наружу при Марке Аврелии в связи с тяжелыми войнами с парфянами и маркоманами, чумой, голодом. Мавры, переправившись через Гибралтар, опустошали Бетику, костобоки — Ахайю, и хотя и тех и других удалось отогнать, ущерб был значителен. При Коммоде на лимес обрушились свободные британцы, так что границу пришлось отодвинуть обратно к югу. На Рейне продвижение племен семнонов, хавков, хаттов, гермундуров задело обе Германии и Бельгику. В это же время начинается крупное движение угнетенных масс: беглый солдат Матерн собрал дезертиров, рабов, крестьян севера Италии, Галлии и Испании и нападал с ними на виллы местных землевладельцев. Он даже составил план убить Коммода во время праздничного шествия, пробравшись переодетым в Рим, но был выдан и казнен, после чего его движение на время затихло. Все это были грозные признаки надвигающегося кризиса, обострения социальных противоречий.
Положение в империи I-II вв. определяло идеологию и культуру различных классов и социальных слоев.
Внешне культура еще сохраняла свой блеск. Тогда жили и творили такие выдающиеся философы, как Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий; поэты Лукан, Ювенал, Марциал; писатели и историки Тацит, Плутарх, Аппиан, Светоний, Петроний, Апулей, Лукиан и др. Плиний Старший составил, использовав 2000 авторов, энциклопедию тогдашних знаний; выдающихся успехов достигли астроном Птолемей, врач Гален. Разрабатывалось, откликаясь на потребности жизни, римское право. Чрезвычайной популярностью пользовались ораторы, выступавшие в разных городах с речами — импровизированными или на заранее объявленные темы. Архитекторы, художники, скульпторы, мозаичисты украшали частные и общественные здания, многие из которых, как амфитеатр Флавиев (Колизей) или мост через Дунай, поражали своими размерами и техникой исполнения.
Но и в этой сфере жизни уже намечались значительные изменения. К тому же прежде единая для всех римских граждан идеология и культура начинает раскалываться под действием различных социальных конфликтов.
Провозглашенная идеологами принципата Августа завершенность «миссии Рима», вечность установленных порядков, по существу, лишали людей тех коллективных целей, которые некогда давал им «римский миф», теперь ставший краеугольным камнем официальной пропаганды и все более терявший свою власть над умами, тем более что прокламированный Августом «золотой век» отнюдь не принес людям ожидаемого счастья. Напротив, несмотря на довольно значительную социальную мобильность — правда, лишь в замкнутых сословным принципом рамках, — во всех слоях общества росло чувство неуверенности в завтрашнем дне и зависимости от всякого, кто занимает более высокую ступень в социальной иерархии. Сенатор мог в любую минуту стать жертвой гнева или каприза принцепса; декурион — разориться, подвергнуться гонениям со стороны соперничающей группировки (как мы видели, их не избежал даже такой могущественный человек, как Герод Аттик), заслужить немилость наместника или какого-нибудь влиятельного императорского чиновника; «маленький человек», будь то ремесленник или крестьянин, зависел от патрона своей коллегии или от богатого соседа, поскольку считалось само собой разумеющимся, что такой «маленький человек» обязан высшему почтительностью и услужливостью. Коллегии «маленьких людей», создававшиеся с дозволения правительства, жили по уставу, составленному патроном, должны были праздновать юбилеи не только императоров, но и патрона с его домочадцами. В городах появляются даже специальные коллегии «почитателей» и «обожателей» местных видных семей. Надписи этого времени из городов и сел переполнены непомерной, гипертрофированной лестью по отношению к различным «благодетелям», патронам, чиновникам, командирам мелких воинских подразделений, как-то связанных с их городом, всадникам, сенаторам, на статуи которым народ собирал деньги. Все это порождало тягостное чувство несвободы, отчуждения, вызванного практической невозможностью приложить свои силы к какому-либо большому общему делу, тем более что люди, выдававшиеся богатством, способностями, активностью, вызывали подозрение у вышестоящих, будь то господин раба или император, боявшийся, что такой человек может стать его соперником. Принцип «срезания высоких колосьев» действовал в полной мере.
Отсюда поиски какого-то выхода, обретения хотя бы внутренней свободы и даваемого ею самоуважения. Ответы на встававшие вопросы давались разные. В первые два века среди высших и средних классов наиболее популярен был стоицизм, преследовавшийся как идеология оппозиции при Юлиях—Клавдиях и Флавиях, но ставший почти официальным при Антонинах. Виднейшими его представителями были Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий, среднюю позицию между стоиками и киниками занимал Дион Хрисостом. Все они исходили из общих стоических положений о единстве природы и общества, связанных мировых разумом и мировой душой, эманацией которых были индивидуальные умы — логосы и души; о едином, правящем космосом законе, необходимости, познаваемой мудрым и добродетельным, о подчинении добровольно этой необходимости; об обязанности каждого исполнять свой долг перед целым, оставаясь на том месте, которое предназначила ему судьба, без ропота и попыток что-либо изменить. Но в интерпретации таких общих положений были у каждого свои особенности, обусловленные его личной судьбой, общественным положением и эпохой, в которую он жил.