Однако урбанизация не достигла здесь таких масштабов, как в ряде других провинций. Основную массу населения составляли сельчане, организованные в общины, со своими выборными должностными лицами комы, иногда объединявшиеся в комархии. Иногда жители нескольких сел составляли торговые поселения — эмпории. Вместо членения страны на стратегии, как было при Адриане, теперь земли делились между городами, а городские территории делились на районы. Города, по крайней мере наиболее крупные (например, Филиппополь), состояли из ряда фил, включавших и часть сельских земель. На близко расположенных к городу землях находились имения состоявшей из колонистов и наделявшейся римским гражданством местной знати, городской верхушки, возможно применявшей труд рабов. Более отдаленные земли были отведены комам. Их жители, в подавляющем большинстве фракийцы, не считались гражданами города и несли разные повинности как в пользу городов, так и государства. Возможно, они не получили римского гражданства и по эдикту Каракаллы. Кое-что об их положении мы узнаем из петиции, поданной на имя императора Гордиана от поссессоров села Скаптопары (IGRR, I, 738). Они жалуются, что, помимо установленных повинностей — податей, гужевой повинности, постоев, с них требуют дополнительные, так что многие из них разорились и угрожают бегством, если император их не защитит. Петицию они подали через ветерана, их «односельчанина» и «совладельца». Связь между общинниками была очень тесной. Кометы совместно осуществляли разные дела, ставили посвятительные и сакральные надписи. Каждое село имело своего бога-покровителя, часто носившего эпитет, производный от названия села. На прочность связи между односельчанами указывает тот факт, что служившие в III в. в преторианских когортах в Риме фракийцы, происходившие из одного района и села, объединялись для совместных посвящений своему сельскому богу, тогда как обычно сакральные надписи ставила вся воинская часть независимо от ее этнического состава.
Многочисленность и прочность сельских общин препятствовали распространению во Фракии рабства. Надписи рабов, в основном происходящие из городов, малочисленны, причем большей частью в них упоминаются только рабы-управители. Возможно, в большем числе рабы были заняты на принадлежавших императору золотых приисках, где они трудились под надзором какой-нибудь воинской части. Слабое развитие рабства и преобладание свободного сельского населения обусловили то, что во Фракии не наблюдалось симптомов кризиса в отличие от Италии и провинций, имевших многочисленные рабовладельческие виллы. Напротив, во второй половине II и первой половине III в. Фракия находилась на подъеме. Фракийцы играли немалую роль в войске — фракийцем был даже выслужившийся из рядовых император Максимин. Тогда же оживляются местная культура, туземные культы, особенно наиболее распространенный культ богов-всадников, чаще всего носивших наименование «Герой» с топонимическими или этническими эпитетами либо с эпитетами «господин», «милостивый» и т.п., но выступавших и под именами греческих богов — Аполлона, Зевса, Асклепия. Много памятников было посвящено Артемиде, Дионису. Строились храмы, не только городские, но и сельские. Видимо, как и в других провинциях, население которых в это время поставляло основную массу рекрутов, ветераны и военачальники, становясь более или менее крупными землевладельцами и приобретая власть, обращались к своим привычным, хотя частично эллинизованным и романизованным, культам.
О большой роли сельского населения Фракии свидетельствует тот факт, что, несмотря на потери, понесенные Фракией от вторжения варваров, и изменения, происшедшие там в конце III и IV в., только в 392 г. фракийские крестьяне в качестве колонов были прикреплены к своим земельным участкам, причем с оговоркой, что они служат земле, но остаются свободными в отличие от колонов других провинций, уже давно фактически столь же бесправных, как рабы.
Иным было положение в Ахайе. Для нее характерно было отсутствие или, во всяком случае, незначительное число свободных крестьян и больших латифундий. Крупное землевладение складывалось из многих отдельных имений. В зависимости от естественных условий в разных областях преобладало или интенсивное виноградарство и оливководство, работавшие на экспорт, или скотоводство. Земля возделывалась рабами или арендаторами, но, судя по условиям манумиссий I-II вв., требовавших от отпущенников пожизненных отработок и предоставления патронам детей рабов (1-2), рабов не хватало и эксплуатация как их, так и отпущенников усиливалась, а из-за немногочисленности крестьян недоставало и арендаторов. Земли пустели. В своей знаменитой «Эвбейской речи» Дион Хрисостом предлагает сажать на заброшенные земли бедняков, скопившихся в городах, практически не имеющих средств к существованию и ждущих подачек от богатых горожан. Процветало ростовщичество, и катастрофически росла задолженность людей среднего достатка. Имущественная и социальная дифференциация резко обострилась. Наряду с массой бедноты выделилась богатая верхушка из пришлых римских граждан и получивших римское гражданство греков. Эта верхушка фактически заправляла всеми делами городов, где члены местных знатных семей по многу раз занимали одни и те же выборные должности. Между группами олигархов шло постоянное соперничество, в которое втягивались наместники, римская знать, а иногда и сами императоры. Яркой иллюстрацией тому служит история крупнейшего богача Ахайи Герода Аттика, ученого софиста, консула, друга Марка Аврелия, женатого на дочери римского сенатора, владельца многих имений и выдающегося эвергета, «благодетельствовавшего» не только родным Афинам, но и другим городам. Конкурировавшие с ним семьи знати всячески старались его погубить, выдвигая разные обвинения и пуская в ход демагогию, ибо народ, видимо, несмотря на все благодеяния, ненавидел Герода, у которого все были в долгу. И хотя «филэллин» Адриан всячески покровительствовал Афинам и вообще грекам, Ахайя выйти из состояния хронического застоя не могла. На ее примере особенно наглядно видно, что выход из упадка, вызванного кризисом рабовладельческого способа производства, был невозможен там, где не оставалось достаточно многочисленного свободного крестьянского населения, за счет вовлечения которого в орбиту влияния крупных землевладельцев могли зарождаться элементы новых, намечающих выход из кризиса форм.