С зимних на летние пастбища перегоняли и мулов, разведение их тоже приносило большой доход. В лесах пасли стада коров и свиней, в скалистых местностях — коз; стада этих животных были не слишком большими. И в рассказе Варрона о скотоводстве можно заметить «катоновские» тенденции: стремление к доходу, страх перед тратами и — по крайней мере в усадебном скотоводстве — идеал самодостаточности: «Кто не слышал, как отцы наши называли лентяем и мотом человека, у которого в кладовке висела ветчина от мясника, а не из собственного имения».
Высокая товарность и специализация отличали подгородное хозяйство, развившееся в основном в послекатоновские времена и ориентированное на состоятельного покупателя. Здесь разводили дорогие фрукты, ранние овощи, цветы — многое из этого, видимо, производилось и средними хозяевами. Особое внимание Варрон уделяет птичникам, удовлетворявшим специфические потребности большого города. Птиц разводили дорогих и редких: «африканских кур», павлинов («престижная» еда), но и более простых, которые тоже могли приносить большой доход, чему обычно способствовали «или публичное угощение, или чей-нибудь триумф, или обед коллегии. Им теперь нет числа, и от них вздуваются рыночные цены».
Варрон утверждал, что нет другой страны, которая была бы так хорошо возделана, как Италия. Несомненно, это имело огромное значение для ее общего (хотя очень дифференцированного) уровня жизни. Но какое значение имели сельскохозяйственные доходы для римских богачей, владельцев неимоверных состояний?
Первая же фраза Катонова «Земледелия» настораживает: «Предпочтительнее, пожалуй, для обогащения заняться торговлей, да она так опасна, или даже ростовщичеством, да оно так непочтенно». Катон не обещает своему читателю ни быстрого, ни сильного обогащения. Доходность товарных угодий имения обеспечивалась уровнем самодостаточности его как хозяйственного целого. А «прочность» дохода от земли сводилась, видимо, к тому, что земля не могла погибнуть, как корабль купца.
Как пишет советский исследователь, «за исключением некоторых крупных скотоводов конца Республики, ни один из известных нам римлян не нажил большого состояния на сельском хозяйстве, основанном на рабском труде. Очевидно, оно приносило, в общем, довольно скромный доход…». Правда, очень крупные землевладельцы, по-видимому, получали немалый доход, сдавая землю в аренду, но изучение арендных отношений во времена Республики затруднено тем, что отношения зависимости, которые возникали между человеком, возделывавшим чужую землю, и ее собственником, не занимали римских писателей-агрономов. Они писали о возделывании своей земли, а при аренде земля просто передавалась другому, который также возделывал ее с «потомством» или рабами. (Недаром слово «колон», которое лишь позднее стало специфическим обозначением человека, сидящего на чужой земле, в языке Катона обозначало вообще человека, возделывающего землю, и прилагалось именно к собственнику-рабовладельцу.) Поэтому римляне того времени не противопоставляли арендные отношения рабовладельческим и принципиально иного уклада в них не видели.
Сказанное не умаляет значения сельского хозяйства как основы италийской экономики. Именно оно обеспечивало Италию продуктами питания, в том числе хлебом (привозного хлеба хватало только на Рим и на войско). Но в глазах богатых владельцев имений земледелие само по себе было не «отраслью хозяйства» (они и не мыслили в таких категориях), а скорее престижным образом жизни и его самообеспечением. Источником средств для приобретения земли было, как правило, не производство. Земля считалась ценностью не просто экономической, но нравственной и укорененной в идеологии. Недаром унаследованная («отцовская и дедовская») земля считалась крепче связанной с владельцем, чем купленная, и продажа ее была одиозна в глазах общественного мнения.
О римском ремесле Средней и Поздней Республики дают представление советы Катона: «Туники и прочие вещи где покупать. В Риме: туники, плащи, лоскутные одеяла, деревянные башмаки. В Калах и Минтурнах: плащи с капюшонами, железные изделия, серпы и ножи, лопаты, кирки, топоры, в Суэссе и в Лукании телеги; молотильные доски в Альбе и Риме; долии, чаны, черепицу из Венафра. Для тяжелой земли хороши будут римские рала, для рыхлей кампанские. Маслодельные прессы в Помпеях, Ноле. Ведра, кувшины для масла и прочую бронзовую посуду в Капуе и Ноле. Кампанские корзинки хороши». Все это необходимый хозяйственный инвентарь, утварь, рабочая одежда. Кое-что из этого можно было делать (и нередко делали) и в имении. Но Катон рекомендует «нелегкому на покупки» хозяину иметь дело с городским ремеслом, развитым и дифференцированным. Кое-что делалось на заказ из материала хозяина: заказывая (в Казине или Венафре) канат для давильни, надо было сдать в мастерскую «восемь шкур собственного скота, недавно перемятых». Маслодельные прессы привозились на быках, монтировались и отлаживались мастерами. Иногда приглашались мастера для изготовления металлических деталей, заливки их свинцом и т.п. Имение Катона при всей его тяге к самодостаточности оказывается тесно связано с городским ремеслом целого района Италии, причем речь идет именно о связи хозяйственной, производственной.
Распространяется и ремесло, рассчитанное на городского потребителя. Наряду со старыми отраслями (гончары, сукновалы, плотники и т.п.) появляются новые, некоторые из них — тоже в результате насущной потребности, например хлебники, занимавшиеся размолом зерна и выпечкой хлеба (прежде это было домашней работой). К очень раннему времени римские авторы относят возникновение первых коллегий — непроизводственных объединений ремесленников по профессиям. Они ставили под контроль гражданской общины ремесленную деятельность, необходимую для ее жизни. Заморские завоевания — обусловленный ими приток богатств, ввоз квалифицированных рабов-мастеров, рост спроса на предметы роскоши — резко интенсифицировали этот процесс. Таким образом, диапазон ремесленной деятельности был очень велик, и развивалась она очень бурно, сосредоточиваясь в основном в городах.